"...А пятый всадник - страх" (в названии - отсылка к четырём всадникам Апокалипсиса) - фильм, настолько близкий к совершенству, что в последние 10 его минут потрясенно понимаешь, сколь глубоко ты оказался вовлеченным в рассказанную историю.В этом смысле он напоминает "8 1/2" Феллини. Он снят так, что впечатления постепенно и незаметно откладываются в глубине сознания. Наконец, режиссер тянет за ниточку, и ты осознаешь трагическое значение всего увиденного."...А пятый всадник..." - первый фильм 41-летнего чехословацкого режиссёра Збынека Брыныха, демонстрируемый в нашей стране. Однако это, несомненно, работа мастера, и я могу лишь спрашивать себя, оттачивалось ли его мастерство в более ранних фильмах, либо же эта способность - от Бога, что, по-видимому, справедливо и в отношении Феллини.Я упоминаю Феллини, потому что в этом фильме есть то, чего лишь Феллини и немногие другие режиссеры способны достичь: чувство ритма. Это не последовательность сцен, смонтированная вместе, не последовательность высказываний, а целый фильм, воспринимаемый как одна законченная идея.Речь идет о пожилом докторе-еврее, которому нацисты запретили практиковать. В результате, он находит работу... на огромном складе, куда свозят конфискованное еврейское имущество. Вначале мы не вполне понимаем, где находимся, и, пока доктор передвигается по комнатам, наполненным ходиками, скрипками и чайными чашками, его существование кажется нереальным. Но вскоре оказывается, что мы в Праге, городе Кафки, и жизнь этого человека - не сон.К доктору приносят раненого подпольщика для оказания срочной медицинской помощи. После мучительных колебаний, умирая от страха, он извлекает пулю, прячет его у себя и даже отправляется в ночь в поисках морфия для облегчения страданий больного.Этот поход напоминает путешествие в Преисподнюю: доктор попадает то в бордель, то в сумасшедший дом, то в ночной клуб, известный как "Бар отчаяния", где евреи собираются пить, слушать фортепиано и делать вид, что игнорируют существование нацистов на улицах за его стенами.Сцена в ночном клубе - одна из исключительно ярких. Брыных использует камеру так, как это делал Феллини, двигаясь почти в ритме музыки, схватывая лица и повадки на фоне простой белой стены. Музыкальный фон в этой сцене, да и на протяжении всей картины, вероятно, лучший со времен "Сладкой жизни", где звучание коктейльного оркестра было так же невыразимо трагичным.Раздобыв морфий, доктор возвращается в свой дом, населенный колоритными обитателями: здесь мы видим нацистского функционера низкого пошиба, процветающего адвоката, старушку-учительницу музыки и эксцентричную даму, разводящую кроликов. (Ещё более колоритна спиральная лестница, по которой доктор ежедневно взбирается на свой верхний этаж.) Трудно описать, что происходит дальше, не разрушив эффекта от просмотра последних минут фильма. Скажу лишь, что Брыных находит искусный способ показать, что абсолютно все жильцы дома, каждый по-своему, виноваты не менее нацистов в том событии, которое будет иметь место в финале."
Подробнее